Спустя почти 4 месяца после оправдательного приговора Вильнюсского окружного суда в, наверное, самом скандальном деле последнего времени о политической коррупции, Элигиюс Масюлис вновь проводит дни в портовом городе, где и началась его головокружительная карьера политика, которая впоследствии разбилась вдребезги в один день.

Согласившись на откровенный разговор с «Атвира Клайпеда» (Atvira Klaipėda) о происшествиях, которые в последнее время довольно сильно встряхнули его жизнь, экс-политик все же старался избежать откровений о своей личной жизни, и лишь сдержанно подтвердил, что проживает в южной части Клайпеды, хоть пока еще и не приобрел в портовом городе жилья на свое имя.

«Все мои деньги удерживаются, мне есть, где жить», – говорит он.

Вместе с этим, Э.Масюлис охотно поделился политическими закулисьями и не отмел возможности вернуться в политику, хотя признал, что пока еще находится в сфере влияния бывшего дела, так как уже в сентябре ожидается дальнейшее его рассмотрение в аппеляционной инстанции.

По словам клайпедчанина, только на адвокатов он истратил уже 60-70 тыс. евро, не считая других расходов, связанных с постоянными поездками на проходящие в Вильнюсе заседания суда, и т.д. Как-то, из-за нехватки денег, ему пришлось прибегнуть и к услугам оплачиваемого государством адвоката.

Признаюсь, я была сильно удивлена, когда на этой неделе Вы прислали в «Атвира Клайпеда» пресс-релиз о текущем проекте Центра сбора отходов Клайпедского региона (Klaipėdos regiono atliekų tvarkymo centras – KRATC). Неужели Вы устроились там на на работу?

Нет, нет, ни в коем случае. У них есть Любинавичюс (смеется). Когда все началось, нужно было жить на что-то и чем-то заниматься, ведь если жить только данными дела, можно сойти с ума. И в сентябре 2016-ого года я учредил в Вильнюсе предприятие, ЗАО «Версанус» (UAB Versanus), точнее, стал его акционером и одновременно руководителем, и мы занялись различной консультационной-коммуникативной деятельностью. Очевидно, что с тем уровнем радиации, которую я излучал в то время, было невозможно рассчитывать на особо успешную деятельность, но я старался использовать накопленный до этого времени опыт, а политика и коммуникация все же очень взаимосвязаны. Со временем написание текстов, или, как сейчас модно выражаться, создание контента, стало моим основным занятием. Этим я до сих пор занимаюсь и в цифровом пространстве социальных сетей, и в традиционных СМИ, сейчас это один из основных моих коньков.

Элигиюс, до этого рокового происшествия в мае 2016-ого года Вы были таким положительным примером политика в американском стиле. Что я имею в виду? Что Вы, как и многие американские политики, свою политическую карьеру начали целенаправленно с самой юности, еще со времен изучения политических наук в Клайпедском университете, и целеустремленно шли по выбранному пути, с самой низкой ступени в самоуправлении, после стали самым молодым членом Сейма, после чего еще несколько раз были избраны в одномандатном округе Клайпеды, далее стали председателем одной из самых популярных на тот момент партии – Либерального движения (Liberalų sąjūdis), побывали даже министром и уже почти что примеряли пост премьер-министра, когда случилось то, что случилось. Честно говоря, мне до сих пор трудно осознать, как Вы, будучи таким опытным политиком, могли так глупо поступить. Я не оцениваю ситуацию с деньгами ни как взятку, ни как займ, мне интереснее, если можно так выразиться, «философская» составляющяа этого происшествия – как вообще такое могло произойти?

Да, очень трудно ответить… Это происшествие полностью разрушило мою предыдущую жизнь. Почему так получилось? Как обычно, я не склонен искать виноватых вокруг, прежде всего я смотрю на себя, и наибольшая ответственность за то, что случилось, лежит на мне самом. Видно, из-за того, что много лет выполняя эту политическую работу и находясь в очень интенсивном режиме (нельзя забывать, что приближались выборы 2016-ого года в Сейм, и мы проводили активную рекламную кампанию, разъезжая по всей Литве), возможно, за столько лет начинаешь меньше анализировать свои ежедневные действия, поступки, и нет ни столько времени, ни самокритики, чтобы оценивать каждый свой шаг, каждую встречу, какой-то разговор, в данном случае – просьбу одолжить денег, т.е. начинаешь недооценивать, какие это может вызвать последствия, когда ты очутишься в такой серой зоне, и какое роковое влияние это может иметь для твоей политической карьеры. Я бы сказал, это такое неуделение времени самоанализу, оценке своих поступков и, возможно, некая задубенелость как политика.

С другой стороны, очень много обстоятельств совпало одновременно. Когда самолет падает, нет единой причины для этого, бывает много причин и много совпадений.

О каких совпадениях Вы говорите в своем случае?

Может быть, не был правильным мой выбор политического окружения, политических соратников, я на самом деле никого не обвиняю, не хочу называть пофамильно, я скорее говорю о разделении труда, может быть, были и мои ошибки в управлении, в том, что очень большую часть работ я взял на себя, просто у меня такой характер, поэтому была постоянная проблема нехватки времени. Еще нужно вспомнить, на каком фоне произошла эта история, о напряженной конкуренции между партиями. Кто тогда не был заинтересован в том, чтобы топить меня, как либерала?

Имеете в виду консерваторов?

И консерваторы, и крестьянская партия, которая к тому времени уже сформировалась. Так как сам я в политике бывал довольно острым, то и врагов себе нажил. Конечно, консерваторы не были врагами, скорее – конкурентами, они никак не могли смириться с тем, что в начале 2016-ого года Движение либералов утвердилось как основная правая партия, и, даже сменив председателя на молодого, красивого, энергичного, когда на место Кубилюса пришел Габриэлюс Ландсбергис, у них не получалось выйти из этой тени Движения либералов. Но это, скорее, такие попутные вещи.

В общем, я и сам себе не могу ответить, что произошло, я много думал, размышлял, почему так случилось. Как мне кажется, просто на тот момент моими необдуманными действиями воспользовались политические конкуренты и правоохранительные органы. Я с самого первого мгновения повторял и доказывал, что это не были дела уголовного процесса, что и подтвердил суд первой инстанции. Но я также однозначно признаю, что эти действия не соответствуют высоким стандартам политической морали и этики, поэтому я и попал в такую незавидную ситуацию.

Мне бы хотелось вернуться к упомянутой Вами политической конкуренции. Может быть, Вам известно что-нибудь о том, что сами политики обратились к Службе специальных расследований (Specialiųjų tyrimų tarnyba – STT) с целью Вас утопить?

У меня есть немало информации о том, что имели место неформальные, неофициальные, незафиксированные встречи, это однозначно. И, наконец, сами материалы по делу показывают, что слежка за мной, начавшаяся еще в 2015-ом году, изначально была направлена на то, чтобы обо мне были составлены справки. А в мире справок, мы прекрасно знаем, кто в то время правил государством и кто жил глубоко в этом мире справок… Когда у суда все просили продлить слежку за мной, указывались очень абстрактные мотивы, примерно такие: «под влиянием бизнеса может быть сформированo опаснoe для безопасности государства Правительство и т.д.», но вместе с этим констатировалось, что состав преступления не установлен. Мы должны понимать и то, что эти справки оказываются в ящике стола у глав государства, а потом ими можно и шантажировать, и манипулировать, это уже закулисья политики. Не знаю, как сейчас, но тогда было так. Интересно еще и то, что в этих справках везде написано, что преступления нет, хотя уже имелся обвинительный акт, так что мои преступления как раз из того периода, когда по этим справкам никакого преступления не было.

После того, как Вас задержали с этими деньгами, люди говорили просто: «Все политики берут, только Масюлису не повезло». Вам не кажется, что партии сами надели себе петлю на шею, проголосовав за поправку к Закону о финансировании партий, которая запретила юридическим лицам их поддерживать? Не было бы логичнее и прозрачнее, как в тех же США, чтобы партии публично декларировали, какие бизнес-структуры и насколько их поддерживают? Кстати, эта поправка к закону была принята, когда Вы сами еще активно занимались политикой, может быть, помните, как Вы тогда голосовали?

Я голосовал против. Как сейчас помню, в зале Сейма я высказался о том, что мы сейчас тут делаем, ведь в принципе мы пытаемся показаться перед обществом, какие мы здесь все прозрачные. Когда еще был в силе предыдущий закон, меня поддерживали и юридические лица, я это публично декларировал, и журналисты могли это контролировать. А когда ты запрещаешь, ты в реальности создаешь теневой рынок, юридические лица дают невидимые деньги и делят их с помощью физических лиц. Желая сделать попсу для народа, сделали так, что обществу стало еще труднее контролировать, из каких источников финансируются политические партии. Почему в Америке уже сотни лет существует эта система? Если ты кандидат, которому не верит общество и бизнес, ты и не соберешь этих денег. Другими словами, финансирование из бюджета – своего рода самообман, потому что теряется связь с общественностью – я получаю деньги из бюджета тех самых налогоплательщиков и мне совсем неинтересно, что избиратель обо мне думает, мне даже не надо стараться.

Так, может, Вы собираетесь вернуться в политику и изменить ситуацию?

Сегодня у меня нет еще ответа на этот вопрос. Сегодня у меня приоритет номер один – юридические вопросы, я отдал этому столько лет и должен закончить. Я понимаю, что в ту же реку два раза не зайдешь, но все-таки я не отдалился от политики, и по натуре я социален, интересуюсь политическими процессами, в конце концов, у меня есть своя ясная система политических взглядов, и я вижу много вещей, которые сегодня я бы сделал по-другому, чем их делают или не делают. Для меня взгляды очень важны, это одна из самых главных вещей в политике. Так что все эти аргументы говорят о том, что, может быть, при определенных обстоятельствах, я бы подумал о возвращении, если решением суда меня полностью оправдают.

То, что оправдательный приговор первой инстанции обжаловал потерпевший крупную неудачу главный прокурор Вильнюсского округа Юстас Лауцюс (Justas Laucius), неудивительно. Но почему обжаловали его вы, все, им оправданные? Ведь не для того, чтобы стать осужденными?

Во время процесса в Вильнюсском окружном суде мы на протяжении всех четырех лет очень последовательно, и не только на основе фактически собранных материалов дела, доказывали необоснованность этих обвинений, а также то, что еще до начала досудебного следствия, еще только в ходе самой уголовной разведки, были случаи злоупотребления, нарушения закона, иногда и случаи сознательной лжи, манипуляций, и т.д. Между прочим, в констатируемой части суд подтвердил, что меры были применены несоразмерно, что не были соблюдены отдельные статьи закона Криминальной разведки, но уже в оправдательном приговоре суд все равно опирался на эти незаконно собранные улики и по ним нас оправдал. В таком случае в юридическом смысле важно признать, что не только сами улики не доказывают вину, но что сами эти улики были собраны незаконно. Поэтому мы просим апелляционный суд это обозначить, чтобы институции Криминальной разведки чувствовали определенные рамки и следовали законам.