Тридцатилетняя Наталья прожила всю жизнь в Херсоне и не подозревала, что когда-то она станет очевидцем исторических событий. Ее жизнь была прекрасно устроена: она жила с мужем и 8-летней дочерью Миланой, работала мастером маникюра и строила планы на будущее, но потом в ее город пришла русская армия. После этого, все перевернулось: полиция стала забирать людей за критику новой власти, из ее дома выехали все, кроме пенсионеров, а люди грабили магазины и продавали на рынках ворованное.
Жизнь в Херсоне в 2022 году откатилась в советские 80-е, когда товар нужно было не купить, а «урвать». Когда-то процветающий южный город стал черным ящиком, непонятно кому принадлежащим. Черным ящиком, в котором отменили все права человека.
Приехав в Клайпеду в конце мая Наталья смогла рассказать о настоящей жизни в Херсоне под оккупацией. Своей историей она хочет показать людям то, что происходит на захваченных Россией территориях, и против чего нам всем нужно продолжать бороться.
— За два дня до войны мой муж уехал в Клайпеду, где он работает сварщиком, а я осталась дома одна. В 6 утра 24 февраля я проснулась, только заварила кофе, как вдруг мне в дверь постучал сосед. Я открыла сонная дверь, и тут он сказал: «Наташа, собирай вещи, началась война», — вспоминает начало всего девушка. — При этом, мой знакомый сотрудник СБУ за день уехал до этого со всей своей семьей в Запорожье. А простых людей не предупредили. Кто знал, тот заранее по-тихому сбежал. У меня был ступор. А потом уже была паника: так как я живу возле Чернобаевки (прим. ред. – село в 8 километрах от Херсона), то я услышала, как там «прилетело» по военным объектам. Сначала был огонь, а потом черный дым.
Несмотря на страх, Наталья старалась не подавать вида, чтобы не напугать ребенка.
— Я пыталась сдерживать себя и вести себя адекватно, чтобы подавать пример Милане. Ее школу в тот день закрыли, но обещали открыть через неделю. Я так и верила в это.
— Через три дня, мама, — поправила Наталью маленькая Милана, которая запомнила войну так же хорошо, как и взрослые.
Первое, что началось в городе – повышение цен. Так, килограмм сахар подорожал с 25 гривен (0.7 евро) до 100 гривен (2.7 евро), яйца – с 30 гривен (0.8 евро) до 100 гривен (2.7 евро), хлеб – с 23 гривен (0.6 евро) до 50 гривен (1.35 евро), а килограмм фарша стал 350 гривен (9.5 евро).
— При таких ценах, везде еще были и очереди по сто человек. Мое каждое утро стало начинаться с очереди – я проснулась, прошлась по городу, и заняла по 4-5 очереди. Одна, например, в аптеку, вторая за мясом, третья за хлебом, и так далее. И так и бегала, как юла, следила за своим местом.
Когда город захватили, то россияне стали снимать показательные видео, как они раздают местные жителям гуманитарную помощь.
— Для этих съемок привозили автобусами людей из Крыма, которые делали вид, что они херсонцы. Я сама видела эти автобусы.
Когда с продовольствием стало совсем туго, то знакомые Натальи тоже пошли получать пайки. Тогда они увидели, что гречка, сахар и макароны были украинского производства. То есть, получилось так, что россияне забрали у украинцев их продукты, и потом их же раздавали им под видом добродетелей.
— Успокаивало то, что мы хоть брали наше. А нам чужого и не надо.
Законы военного времени
Когда Херсон оккупировали и начался хаос, то местные жители стали грабить магазины. Одной из них стала соседка по району Натальи, кражу которой в супермаркете АТБ прохожие сняли на видео и выставили в социальные сети.
— Мне стало страшно от того, возле каких людей я, оказывается, жила. Одна женщина, которую я знала, украла из магазины памперсы и понесла их продавать на рынке. Там я ее и встретила случайно – она еще и парик надела, как будто так ее не узнают. Я подошла к ней и сказала, как ей не стыдно продавать в оккупации ворованные памперсы, когда их сейчас на полках нет просто. Все же покрали, а завоза нет.
На рынках перестали проводить инспекцию продукции и туда съехались самопровозглашенные продавцы без каких-либо сертификатов и документов.
— Работы нет, денег нет – человек пошел и зарезал дома свинью, а потом продает ее. И Бог знает, что там за мясо. Потом появилась какая-то полиция в гражданском, но с дубинками, которая «забирала» таких продавцов и контролировала установку рыночных цен.
Тяжелая судьба и у родителей девушки – они вместе с ее 14-летним братом живут в селе под Снигиревкой, городе в Николаевской области. В первую неделю войны у них пропали свет и вода. Без них они жили пять месяцев: зажигали свечи и возили воду на велосипеде. Так как холодильник без электричества не работал, то они клали мясо в ведро и оставляли его в воде в колодце. Чтобы зарядить телефон, они шли к сельскому генератору, куда еще тоже нужно было отстоять очередь. Несмотря на это, они не хотят уезжать, чтобы не бросать дом, который они сами построили, и хозяйство – куриц и кроликов.
Потом в Херсоне новая власть ввела цензуру и стала арестовывать тех, кто высказывался против России или просто поддерживал Украину.
В честь 9 мая в городе был Парад Победы, на который 19-летний сосед Натальи с другом вышли с украинским флагом и стал кричать «Слава Украине!».
— Русские их сразу скрутили, закрыли в камере и побили. Мы их всем двором ждали и переживали. Потом соседа выпустили, а его друга оставили, потому что его отец был в АТО (прим. ред. – война в Донецкой и Луганской областях с 2014 года), и его фото с фронта нашли у него в телефоне. Где он сейчас – не знаю.
Знакомого Натальи, который до оккупации работал в Херсоне в полиции, россияне тоже вызвали на допрос, и больше о нем не было слышно. Его жена все еще ищет и ждет его.
Война показала всю сущность каждого
После четырех месяцев в оккупации под российским режимом, Наталья все же решила уехать с дочкой в Литву к мужу.
— У нас была машина, но я не умею водить, и тогда я нашла водителя через специальные каналы в Телеграмме. Мы решили выехать через Украину, и нам пришлось стоять на границе три дня – нас не пропускали русские. Вместе с нами стояли еще тысяча авто. Я не знаю, для чего. Нам еще повезло, потому что другие стояли по 7-8 дней. Когда нас пропустили, то мы направились в украинское село Васильевка в Запорожской области, до которого мы ехали в общем количестве через 45 блокпостов. На каждом выезде нас останавливали и проверяли вещи. Потом мы поехали во Львов. Бензина не хватало, а на заправках его стали продавать по каким-то фишкам из главного офиса по 65 гривен за литр (1.8 евро). В Херсоне, при этом, он стоил во время оккупации 35 гривен (0.95 евро). У нас не было этих фишек, потому что мы выехали из оккупированной территории и ничего про это не знали, и тогда нам пришлось просить людей на дороге продать нам хоть что-то. Один мужчина согласился, но по 70 гривен за литр (1.9 евро) в условиях нашей безысходности. После этого всего, мы доехали до Варшавы, а потом в Литву.
Украинка признается, что здесь ей тяжело общаться с людьми, и она постоянно сталкивается с какими-то конфликтами.
— По приезду я жила две недели в хостеле, потому что мой муж должен жить в жилье с другими мастерами по правилам фирмы. Нам нужно было снять квартиру, но украинцам никто не хотел сдавать. Потом мы нашли одно предложение, но хозяин на просмотре сразу попросил залог 150 евро, а договор он хотел заключить только через неделю. Когда я сказала, что сначала нужен договор, то он сказал мне, чтоб я убиралась вон.
В Клайпеде украинка почувствовала, что весь мир обозлился на украинских людей, потому что у них есть денежная помощь, а у местных нет. Обозлились даже украинцы и на самих украинцев.
— Я пришла в Красный Крест в Клайпеде и сказала: «Здравствуйте, это Красный Крест?», а мне их волонтер-украинка: «Не Красный Крест, а Червоний Хрест!» (прим. ред. – на украинском). Как будто сейчас это самое важное. Я хотела взять там талон на бытовые принадлежности на 20 евро. Я два раза из-за нервов заполнила анкету неправильно, а она начала хамить мне. Тогда я уже сказала: «Такое ощущение, как будто я эту карточку прямо с вашего кармана достаю». Потом ко мне подошла другой волонтер и помогла мне, но мне уже и не хотелось этих карточек с таким отношением. А там на таких джипах с украинскими номерами за теми карточками приезжали! И с цепищами! И терпят все это. Я, конечно, удивилась.
После всего произошедшего, Наталье все же удалось снять жилье и начать работать мастером маникюра, чем она и занималась в Украине. Все же, жизнь в Литве не кажется ей легкой.
— Я до сих не могу здесь адаптироваться, потому что это было не мое желание приехать сюда. Это было вынуждено. Но и в оккупации жить трудно. Все дорого, любой товар на вес золота. Люди начали с каждым днем выезжать и выезжать – город опустел, уже и ребенку не было, с кем во дворе играть. А самое главное – в оккупации жить страшно. Сначала нас бомбили русские, когда наступали, а теперь украинцы, когда отбивают.
Только в беженстве украинка поняла, в чем на самом деле заключается счастье.
— До войны мы постоянно жаловались, что жизнь плохая и зарплата маленькая. Ничего не ценили. Но и в Европе, как оказалось, все не лучше. А сейчас, мы бы хотели вернуть все обратно.
Hvatit nit! VU vse rvalis v jevropu. Polucite-raspesites. Nenravitsia bilet vogzal herson. Udaci. Nam I bez vas ne ploho zilos