Pirmasis visiškai atviras naujienų portalas
Pirmasis visiškai atviras naujienų portalas
 | 2022-12-02 |
С Ольгой Шлыковой мы познакомились на мастер-классе по созданию мандалы. Это слово переводится с санскрита как «диск» или «круг», и мусульмане с буддистами верят, что она олицетворяет Вселенную, человеческое сознание и непостижимое космическое пространство. Процесс создания мандалы оказался медитативным: переживания сплетаются в причудливые цвета, образуют узор и как будто на время отступают.
Ольга знает об это терапевтическом эффекте. Раньше, у себя на родине в украинском Николаеве, она работала психологом и психоаналитиком.
Ольга, вы ведь уже работали с беженцами и «чувствительными» группами общества?Да, я участвовала в реализации проектов по работе с переселенцами из зоны антитеррористической операции в 2014-2017 годах (изначально «зоной АТО» провозгласили сразу три украинские области – Донецкую, Луганскую и Харьковскую, – однако в сентябре 2014-го ее границы сократили до первых двух регионов – прим. ред.).
Работала и со взрослыми, и с детьми. Я смотрела на этих мам и малышей: люди, лишенные всего, были рады простому теплому общению, по-детски радовались печенью с чаем, с жадностью брались за любые задания в ходе тренингов. Было очень больно смотреть на них. Очень хотелось помочь. Тогда и подумать не могла, что пройду через весь этот ужас сама.
А еще я работала в проекте Human rights (2018-2019), направленного на борьбу с дискриминацией. Я вела группы поддержки для представителей ЛГБТ-меньшинств, давала личные консультации, проводила Speaking club для иностранных студентов и украинской молодежи, целью которого была социализация и общение между участниками, снятие внутренних барьеров коммуникации.
В 2020-21 годах были проекты для молодежи с инвалидностью, основала и воплотила в жизнь «Арт-мастерскую» для девушек и юношей с ментальными особенностями. Вела две группы психологической поддержки для молодежи с инвалидностью и группу поддержки родителей. Конечно, была и частная практика. В общем, карьера шла в гору. И мне казалось, что жизнь складывается замечательно.
Тем ранним утром я проснулась от взрывов. У меня из окон виден военный аэродром, но я сразу не смогла понять, что происходит. Включила телевизор, зашла в соцсети – поначалу информации нигде не было. Спустя полчаса наш президент объявил, что вводится военное положение. Потом я четко увидела ракету и как ее огненный хвост входит в землю. Земля ушла из-под ног – такое отупение было сразу. И жуткий гул самолетов в воздухе. Потом я узнала, что это наши летчики подняли в небо наши же самолеты, чтобы их сохранить. А на тот момент я была просто в ужасе от одного звука. Я не могла сообразить, что делать.
У меня в этот день должно было быть четыре консультации. Начала судорожно носить в ванную чайник, ноутбук, подушки, набирать воду. Я не могу передать это состояние.
Тело сжалось, голова кружилась, а мысли просто были разорваны на кусочки и собрать их казалось невозможно. Мне позвонил брат. Сказал, что он везет свою семью к нашей маме в город Снигиревку, а потом вернется за мной. Это 70 километров от Николаева, мы оттуда родом. Но я не восприняла это серьезно и не могла сообразить, соглашаться ехать или нет. Стала отменять консультации, потому что работать невозможно. Потом поняла, что нужно запастись кормом для собак, но выйти на улицу было страшно. С пяти часов утра люди куда-то ехали, бежали, была паника. Я набралась храбрости и вышла в магазин. Очередь в зоомагазин растянулась на всю улицу. Мешок с собачьим кормом, который я забрала, оказался последним.
Потом позвонила невестка и сказала, что брат уже подъезжает, а я была еще совершенно не готова. Уже на ходу побросала в чемодан спортивные штаны, долго перебирала свои таблетки – все думала, сколько взять и когда я вернусь домой. Вот так приехали к маме: я, мои собаки, чемодан с кормом, документы и ноутбук. И я была уверена, что в понедельник вернусь домой. Сейчас конец ноября. Дома я больше не была.
Через Снигиревку с 1 марта начала идти русская техника, и я поняла, что мимо они не пройдут. У российских войск был план захватить Николаев, но ВСУ их отбросили назад. С этого времени я уже жила в подвале: иногда в убежище, иногда дома в погребе. Самое яркое воспоминание подвальной жизни – чувство всепоглощающего страха и жуткий холод.
Из окрестных сел стали привозить людей. Никогда не забуду мальчика, хотя не вспомню уже, какого он был возраста. В его дом бросили гранату. Родителей убило, а ребенок получил осколочные ранения головы. Потом раненых стало больше. Моя мама, которая работает в больнице, постоянно ходила им помогать.
Вечером 13 марта я впервые услышала «Грады». Это было в городе, но где именно – сразу непонятно. А 14 марта около семи утра прилетел первый самолет. Я только поднялась из подвала в дом, легла погреться в кровать, – и началось. Закричала, подскочила, позвала родных, мы рванули в подвал. Только успела переступить порог своей комнаты, как прогремел взрыв. Вход в подвал у нас с улицы. Чтобы в него попасть, надо пробежать через двор. Когда открыли дверь дома, с порога увидели черный гриб и лавирующий самолет – он разворачивался и был очень близко. Кто-то сказал: «всё». Разрушили 11 домов, были жертвы. С тех пор мы часто стали ночью бегать в подвал. Оборудовали там две люльки: в одной лежала наша малышка, а в другой – мои собаки. И я поняла, что начала бояться каждого шороха.
Самолетов было три. Все через день. Второй ударил где-то за городом. Последний сбросил бомбу прямо на жилые дома. Мама побежала в больницу, куда уже привезли людей из этих домов. Начались обстрелы. Мы тогда решили прятаться в доме. Лежали на полу под одеялами: я, брат и невестка по кругу, а посередине – ребенок и собаки. В 12 ночи все затихло, и мы ушли в больницу, в убежище. Больше в дом я не возвращалась. С этого дня мы жили в больнице.
Скоро пропало электричество и вода. Были такие ночи, когда мы и в убежище лежали на полу. Казалось, что взрывается прямо над нами. Там уже были люди из разрушенных домов. Две сестры с детьми. Одна из них побитая осколками, у нее очень болело тело от одежды. Ее сын мальчик с аутизмом все время мычал, потому что особенные дети очень остро реагируют на любые перемены.
Людей в подвале становилось все больше. И со временем трудно было даже протиснуться в коридоре. Я помню полные ужаса глаза одной бабули: она просто лежала на кровати и молча на меня смотрела. Я встречала там знакомых детства, которых не видела много лет.
Помню маму моего одноклассника – она хватала меня за руку и что-то бормотала, у нее была паника. И все были в ожидании и неведении. Никто не знал, что творится наверху, и эта неизвестность сводила с ума. Я ходила по подвалу, разговаривала с людьми. Собак выводила буквально на 5 минут, и с первыми же звуками выстрелов забегала обратно.
Все это время я уговаривала невестку выезжать, тогда еще пропускали. Конечно, был очень большой риск попасть под обстрелы, но рано или поздно мои жизненно необходимые лекарства подошли бы к концу.
Жили мы в маленькой комнатушке – я, собаки, мама, брат, невестка и семимесячная племянница. В больнице был генератор, и нам давали электричество на пару часов в день. Я нашла в одной из комнат книги, стала читать. Я поняла, что это меня успокаивает. Мы жутко ругались, все были на пределе. Иногда я смотрела в потолок и думала – неужели я больше ничего не увижу в жизни?
Потом пришли русские. Ходили по домам, обыскивали, все перерывали. Искали оружие и военных. Пришли и в наш подвал. Помню, как увидела яркий свет в глаза. Они светили фонарями на автоматах. Очень боялась, что мои собаки будут лаять, и их убьют. В подвале были сорваны все двери, и ночные сквозняки стали совсем невыносимыми. Собаки спали на мне, а сверху мы укрывались одеялами. Одежду не снимали с начала марта.
Такие приходы и обыски начались каждый день. И однажды они пришли и скомандовали: всем на выход. Мы шли неизвестно куда. Я боялась, что на расстрел, но они потребовали наши документы и телефоны. В моем телефоне рылись очень долго, хотя я уже удалила все, что можно. Мне тогда казалось, что проверка длится целую вечность. Не стало связи, мы оказались изолированы от всего мира. А единственная ниточка – это дорога, дорога на свободу.
Как-то вечером невестка «созрела» и мы решились ехать. Но мама наотрез отказалась покидать страну. Мы плакали, ругались, но она осталась непреклонной. Утром после обстрела сели на автобус, который вывозил детей. Народу – битком. Ехали по бездорожью, всех кидало между сиденьями. Я помню, у меня на теле был синяк с ладонь после этой поездки. Водитель, кстати, был опытным, уже вывозил людей и явно знал, что делает. Как только вокруг нас начинались взрывы, он включал музыку на полную катушку. И с каждой секундой я понимала – все остается позади, только этот кусок дороги выдержать, а теперь еще один, лишь бы не попали по автобусу. Рыдали все. С одной стороны, я ехала на свободу. А по ту сторону осталась моя мама.
Мне очень тяжело говорить об этом сейчас. Как будто возвращаюсь в те дни своей жизни. Но я очень многое осознала там, я поняла, что никак не могу повлиять на эту ситуацию. Единственное, что я правда могу сделать – это попытаться сохранить свою жизнь.
Мы ехали долго. Когда выехали туда, где появилась связь, мне стали звонить друзья, и все в один голос: «Мы думали, что ты уже всё». Ещё помню, как стала читать новости и почувствовала, что тело сжимается. Ведь сидя в подвале мы вообще не знали, что происходит. В то утро в областную администрацию Николаевской области прилетела ракета.
Мы доехали до Баштанки, я получила несколько сообщений от матери моей подруги из Нового Буга. И поняла, что поеду к ней. Прошла всю Баштанку пешком. Очень хотелось пить, с утра не ела. До Нового Буга доехала на манипуляторе. Но мне было всё равно, главное, что всё осталось позади. Меня встретила Люся. По её глазам было понято, что выгляжу я ужасно. Она меня раздела и отправила в душ. Вода лилась чёрная. Только тогда я осознала, что почти месяц не мылась. Собаки были такие же.
В Новом Буге я просидела неделю. Просидела – в прямом смысле слова, потому что при каждой воздушной тревоге пряталась в угол за кресло и сидела там под одеялом до отбоя. Что делать дальше, я не знала. Но понимала: надо двигаться дальше, ведь работы в Новом Буге нет. И в один прекрасный день я решила отправиться в строну Львова, а там решить на ходу, как быть дальше. Во Львове, благодаря тамошней подруге, переночевала в центре для беженцев на базе Университета ветеринарии. И в этот день мне прислали информацию, как уехать в Литву. Долго не думала – уже на следующий день сидела в автобусе.
Так я оказалась в Алитусе в центре регистрации беженцев. Мне нашли жильё. Я очень хотела в Клайпеду. Потом поняла, что проситься сюда было наглостью. Но у меня получилось. Я очень хотела увидеть море.
Конечно, вначале было очень трудно, потому что рядом никого нет. Я задумалась о работе. Одна моя знакомая встретила Далю Клумбиене, директора Meno psichologijos centras, в клайпедском отделе регистрации украинцев. Позвонила. Мы встретились. Первое впечатление было по-домашнему теплым. Даля, как мастер своего дела и грамотный руководитель, приняла меня в команду психологов Meno psichologijos centras.
Этот центр работает уже много лет, и, думаю, жители города знают его не понаслышке. Конечно, не зная языка, работать очень сложно. Но я пытаюсь. Летом вела лагерь для русскоговорящих детей Клайпеды. Сейчас веду группы арт-тенингов для повышения квалификации, консультирую, устраиваю курсы скорочтения. Работаю и с украинцами, и с литовцами.
Что касается запросов – конечно же, у украинцев сейчас одна боль: как пережить всё, как адаптироваться, как прожить потерю, утрату, где брать силы.
Конечно, это пока крупица. Но я учу язык и надеюсь на лучшее.
Исходя из пережитого, могу сказать следующее: нужно понимать, что сохранить себя можете только вы сами, и ответственность за свою жизнь несёте тоже вы. Мы не можем изменить ситуацию. Но можем сохранить себя. Не стоит строить долгосрочных планов, никто не знает, что будет завтра.
Я часто слышала в подвале: «Куда я поеду, кому мы нужны». Да, мы никому не нужны, но мы нужны сами себе, и проблемы нужно решать по мере их поступления. В подвале главное – выбраться или выжить. А дальше будет день, будет пища. Ну и конечно, не стоит «залипать» в новостях. Мы всё равно ничего не решаем.
Parašykite komentarą