Почему жители страны не доверяют СМИ, правомерны ли ограничения, которые вводит правительство, и справедливо ли оправдывать жертвы в виде личных свобод ради интересов государства и общества? Об этом газета «Экспресс-неделя» поговорила с юристом, профессором факультета права Вильнюсского университета, специалистом по правам человека Людвикой Мяшкаускайте.

Людвикa Мяшкаускайте.  Фото: Dainius Radzevičius

Не так давно вы высказали следующую мысль: власть чересчур побраталась с прессой, власти выделяют огромные деньги лояльным СМИ, а заказные статьи вторгаются в те ниши, где должна тиражироваться объективная и непредвзятая информация. Почему и как вы пришли к такому выводу?

Я занимаюсь вопросами журналистики в области права и вопросами права в области журналистики и информации уже несколько десятилетий. Не побоюсь назвать себя экспертом в этой теме. СМИ теряют авторитет – во многом вина лежит на самих медиа… Последние результаты исследования показывают, что уровень доверия к прессе не достигает даже 25 процентов среди населения, и это показатель ситуации. Напомню, что после обретения независимости цифры были совсем другие. Доверие было высоким – около 70-80 процентов. Позже она стабилизировалась на отметке в 50-60 процентов, что тоже очень неплохо. До такой низкой отметки мы дошли впервые.

С чем вы связываете такой кризис доверия к ведущим массмедиа? Ведь речь, как я понимаю, в больше степени идет именно о них…

СМИ очень подружились, можно даже сказать, побратались с властью. Это замечают абсолютно все – от независимых экспертов до рядовых граждан. В демократическом обществе пресса должна быть в оппозиции, хотя бы в какой-то более или менее весомой мере. Необходимо пестовать культуру плюрализма, но с этим у нас есть проблемы. Я думаю, что одну из самых негативных ролей в этих тенденциях сыграло то, что у нас есть так называемая заказная журналистика, хотя в законе подобного определения нет. Заказные статьи, заказы от министерств, официальных ведомств, министров, чиновников и тому подобное. Через посредников в лице различных фирм и пиар-компаний, а иногда и напрямую, создаются договоры, чтобы тиражировать информацию и нарративы, исходящие от структур власти. Это все должно быть обозначено как реклама, но это не делается. Точнее, это делается далеко не всегда. В больших СМИ плюрализма становится все меньше, поэтому люди им не доверяют. Они идут искать информацию в альтернативных источниках. Это стало особенно заметно во время пандемии. Слушатели и читатели ищут иные платформы. На них тоже встречается немало дезинформации, поэтому понять, где правда, кто объективен и честен, очень непросто. Ситуация сложная – похожие процессы происходят во всем мире, но в нашей маленькой стране это видно отчетливее. К сожалению, заказная информация зачастую затмевает объективную. Нужно больше критической информации, больше неудобных вопросов и ответов на них.

Излишняя дружба между структурами власти и медиа особенно проявилась во время пандемии или же это случилось раньше?

Я глубоко убеждена, что эти процессы начались намного раньше. Просто во время пандемии все это обострилось настолько, что игнорировать и не замечать их уже нельзя. Это было заметно и во время последних выборов. Также дурную службу сослужила практика присвоения государственных наград литовским журналистам. Я считаю, что это ошибка. Для демократического общества это довольно странно. Прессе следовало бы быть сторожевой собакой интересов человека, интересов общества, а не власти. Все эти нюансы накапливались постепенно и, в конце концов, привели к тяжелому кризису доверия к СМИ, поэтому и отрицать эту проблему сложно.

Что касается «заказной журналистики», несколько лет назад мы вместе с председателем Союза журналистов Дайнюсом Радзявичюсом провели исследование – выясняли, сколько заказов поступают в СМИ через министерства. Результаты были представлены в Сейме, была публичная конференция. Суммы были очень весомыми, однако никаких мер, по сути, предпринято не было. Поменялась власть, вопрос об изменениях отложили в долгий ящик… В Литве деятельность СМИ регулируется очень демократичным законом от 1996 года. Благодаря нему был заложен хороший фундамент. У нас есть комиссия по радио и телевидению, комиссия по журналистской этике и Фонд поддержки печати, радио и телевидения. Когда такая система учреждалась, было очень правильное видение. Тогда указывалось, что все средства должны идти через фонд, а не напрямую через министерства. Такая модель была бы куда более прозрачной и транспаретной, нежели сегодняшняя, когда у министерских канцелярий есть конкретные возможности договариваться с медиа о контенте, подаче. Почему и когда мы отказались от этой идеи? Не знаю… То, что на протяжении долгих лет государство прикармливало прессу, в конце концов и дало такой негативный результат. Во время пандемии он проявился во всей красе.

По вашим словам, Литва столкнулась с кризисом так называемой инфодемии, причем вступила в эти мутные воды сознательно. В чем это проявляется и какую несет опасность?

Самая большая угроза заключается в том, что аудитория и общество в целом отворачиваются от медиа. В чем сила прессы? В том, что люди ей доверяют. Когда оно падает до опасных точек, начинаются проблемы. Другая проблема связана с Литовским радио и телевидением – теле- и радиовещателем ЛРТ. Несколько лет назад его хотели реформировать. Мы знаем, что сегодня им управляет совет из 11 человек – в него входят представители разных структур, но по сути он руководит лишь номинально. Все управление осуществляет генеральный директор – один человек. Когда пытались провести закон об общественном радио и телевидении, хотели, чтобы у совета было больше полномочий, чтобы был учрежден полноценный наблюдательный совет, но политической воли для его принятия не хватило. Какие-то изменения внедрили, но они косметические. В то время Сейм нанимал меня для подготовки экспертных рекомендаций и выводов. Я настаивала на том, что управление необходимо совершенствовать и реформировать. У одного человека в лице гендиректора не может быть столько полномочий – это создает угрозу независимости вещателя. Хотя бы по той причине, что на одного человека, принимающего ключевые решения, повлиять значительно проще, чем на коллективный орган. Сегодня на ЛРТ не хватает альтернативных позиций, альтернативного мнения. Это и мое наблюдение, и профессиональная оценка, но я далеко не единственная, кто так считает. Общественный теле- и радиовещатель отступает от тех принципов, которые мы привыкли видеть раньше, – не обеспечивает в должной степени культуру плюрализма.

Вы являетесь последовательным противником всем известной меры под названием Паспорт возможностей. Что вас смущает в этом ограничительном механизме?

Один из основных принципов правого государства заключается в том, что компетенция каждой власти ограничена. Законы принимает парламент, а исполняет их правительство. Когда началась пандемия, запреты вводились не Сеймом, а кабинетом министров. На первых порах мы, правоведы, юристы, закрыли на это глаза – старались не замечать этого, так как ситуация требовала быстрых решений. Было непонятно, с чем мы имеем дело, но сейчас положение совсем иное. С момента начала пандемии прошло почти два года – не замечать нарушений уже невозможно. Процедура введения ограничений не согласуется с Конституцией, правительство продолжает править бал, а этого быть не должно. Это первый момент. Во-вторых, сегодня стоит острый вопрос о пропорциональности действующих рестрикций. С момента введения так называемого Паспорта возможностей ситуация в области общественного здоровья не улучшилась, а ухудшилась. Это крупное ограничение не дает тех результатов, на которые рассчитывало правительство, следовательно, оно непропорционально. Паспорт возможностей ограничивает права людей, действие этой ограничительной меры не обозначено никакими рамками, то есть он – безвременный, а это, по моему убеждению, неправомерно.

Почему молчит Конституционный суд?

На данный момент в Конституционном суде рассматривается четыре дела, в которых ставится вопрос о несоответствии этого механизма Основному закону, однако мы не знаем, когда вынесут вердикт. Может, через год, а может, через полтора, но мы живем здесь и сейчас.

Вы склонны считать, что эта мера скорее антиконституционная?

Мое мнение – маленькое. Однако, исходя из того, что я знаю и как понимаю права человека, то да – по моему мнению, Паспорт возможностей в том виде, в каком он существует сегодня, противоречит и Конституции, и базовым понятиям о правах человека. Он не стыкуется с естественными правами – правами, полученными человеком при рождении. В нашей Конституции предусмотрена крайне строгая мера, которая называется чрезвычайным положением, но даже этот режим ограничен по времени, а Паспорт возможностей никак не ограничен. Это ненормально. Апологеты этих мер любят приводить нам в пример другие государства – мол, там все то же самое и даже строже. Я отлично знакома с ситуацией и правовым статусом похожих спектров ограничений в других странах, но там совсем иная ситуация. Например, во Франции, которую нам часто любят приводить в пример, действие такого «паспорта», во-первых, строго ограничено по времени, а во-вторых – там решение о его внедрении принимал парламент. На данный момент в целом в Литве действуют одни из самых строгих ограничений в мире. Строже разве что в Австралии, но мы не можем на нее равняться. Разная специфика, разные регионы. При этом подчеркну – я ни в коей мере не являюсь противником вакцинации. Быть против Паспорта возможностей не означает быть против прививок. Повторю, паспорт не принес той пользы, на которую рассчитывали члены кабмина. Он скорее вредит, нежели помогает – стравливает людей. В этом правовом механизме изначально был заложен конфликт – он его порождает, и это очень плохо.

Почему правительство поступает именно так?

Так поступало и предыдущее правительство. Очевидно, у министров или элит есть убеждение, что лучший способ борьбы и управления – это кнут. Я так не считаю. Напротив, я уверена, что наши люди очень развитые, сознательные и самое главное – свободные и свободолюбивые. У нас демократическое государство, мы привыкли жить в демократическом – свободном обществе. Я и представители старшего поколения отлично помнят все перегибы и культуру нездоровых ограничений и запретов в советское время. Не хотелось бы к этому возвращаться. Искренне надеюсь, что власти поймут и осознают, что кнут – не лучший способ. Не стоит принимать их за глупцов. Когда только началась вакцинация, многие представители старшего поколения, включая меня, добровольно и абсолютно сознательно привились от коронавируса, хотя и принимали во внимание тот факт, что вакцины не до конца исследованы. С другой стороны, никто не может принуждать и решать за человека, вводить ему тот или иной препарат или нет. Хотя на официальном уровне и утверждается, что вакцинация необязательна, но, по сути, она принудительная. Без Паспорта возможностей люди не имеют права учиться, работать, получать базовые услуги… Таким образом, налицо признаки явного принуждения, психологического и прямого давления.

С людьми надо разговаривать, не бояться дискуссий и вопросов. Правительство должно понимать, что у человека, у людей, у народа есть право высказываться. У весомой части населения мнение о Паспорте возможностей – критическое, и игнорировать это нельзя.

Говоря о Паспорте возможностей, власти оправдывают такие меры заботой о государстве – интересы общества важнее прав отдельного человека. В чем здесь несоответствие?

Я жила при Советском Союзе, где мнимый интерес общества тоже всегда ставился на первое место. При желании все можно оправдать общественным или государственным интересом. Мой уважаемый коллега профессор Витаутас Синкявичюс считает, что ограничить право на частную жизнь можно, так как у народа есть право не заразиться. Я оппонирую ему: права не заразиться какой-то болезнью – нет. Мы можем дойти до абсурда и в таком случае вообще не выходить на улицу. Никто не может гарантировать такого права. Установка о том, что общественные интересы выше интересов индивидуума, ведет к тоталитаризму.